Пролог

Да простит меня администрация, но я сам немного охренел

1. Имя персонажа:
Арнбьёрн, во время пребывания в Йоррваскре получил  в шутку прозвище Молот Троллей, которым после изгнания из рядов Соратников не представляется.

2. Раса и пол:
Норд-оборотень, мужской;

3. Возраст, дата рождения, знак:
45 лет, рожден 5  месяца Последнего Урожая, 156 года 4 эры; Воин;

4. Внешность:
     • рост/вес:193 см, 115 кг;
     • цвет глаз: серый;
     • цвет волос: седой;
Арнбьёрн – типичный представитель племени нордов.  Высок, крепок, широк в кости, косая сажень в плечах, обладатель солдатской выправки, которая с годами все ж чуть поубавилась, огромных мозолистых рук и чрезвычайно говорящего взгляда исподлобья, красноречиво намекающего на то, что хозяин сего  явления явно не из тех, кто расположен к непринужденной светской беседе. Лицо, испещренное трещинами морщин,  наделено простыми, рубленными чертами, какими может похвастаться любой выходец из провинции. Объективно некрасив.  Нос крупный, рот широкий, а  обескровленные губы всегда собраны в нервную полоску. Бледную дубовую кожу тут и там украшает изморозь шрамов самого различного размера, формы и происхождения: укусы, ожоги, порезы и т.д. Под глазами застыли многолетние черняки, подчеркивающие вечно сощуренные глаза. Особенно выделены надбровные дуги, делающие и без того не самый приятный взгляд еще суровее. К своим годам Арнбьёрн полностью поседел, вероятнее всего, это началось  с  момента прибытия  в  оплот Висельной Скалы. За волосами не ухаживает, лишь изредка обрезает ножом запущенные до состояния пакли лохмы, отчего длину неожиданно густой белой гривы оценить достаточно трудно. Иные пряди доходят до лопаток, а другие топорщатся на затылке непослушными перьями. Как и любой уважающий себя норд,  является счастливым обладателем пышных бороды и усов того же колера, что и шевелюра.
По известным причинам предпочитает  придерживаться минимума в  одежде. Не носит перчаток и сапог потому же, считая, что без них проще. Не запутаешься в «горе тряпок»! Обычно одет в легкую броню Темного Братства с намеренно обрубленными рукавами. Запоминающаяся личность, что ни говори. Издалека  можно принять за тролля  - то ли человека, то ли дикое животное, впрочем, уйдете недалеко от правды. Вещает раскатистым, точно камнепад в глухом ущелье, баритоном, при разговоре заметно кривит рот, частенько складывает руки на груди крест-накрест, заблаговременно выставляя перед собой и собеседником невидимый барьер.

   5. Навыки:
     • навык уровня "Мастер": Двуручное оружие;
     • 2 навыка уровня "Эксперт": Блокирование, Кузнечное дело;
     • 2 навыка уровня "Адепт" и ниже: скрытность (адепт), стрельба (ученик).
Обладает недюжинной силой и выносливостью, впрочем, благодаря звериной крови, отлично управляется с собственным телом, а потому ничуть не кажется неуклюжим. Читает и пишет корявым почерком через силу, зато обладает отличной памятью и в  голове держит множество образчиков народного творчества, что имеют славную привычку передаваться из уст в уста. Это немного поправляет дело.
С юных пор обучался охотничьему делу, умеет выслеживать и ставить силки на самое разное зверье, свежевать туши и работать с кожей и шкурами.  Со времен проживания в Данстаре  изловчился ловить рыбу и кое-как ее высушивать.
Обучен езде на лошади, - на рабочем тяжеловозе, например, ибо иная не держит, - однако теперь редко прибегает к помощи этих животных, полагая, что может ненароком задрать очередную бедняжку.
6. Биография:
- «Три слепых мышонка… три слепых мышонка,
Как они бегут! Как они бегут!
Они бегут за фермерской женой,
Отрезавшей им хвостики кухонным ножом.
Ты когда-нибудь видал такое?
Три… слепых… мышонка…» - подобная чепуха слетает с губ Ингрид с завидным постоянством, а с тех пор как ушел из жизни Венград,  ее состояние уже никого не удивляет.
Ингрид кормит сына грудью,  на белую обнаженную кожу падают соленые капли, а кроха, голодный и пугливый, жадно сосет молоко. Он вылез из ее утробы всего месяц назад – молча, с синей головой, чем не на шутку обеспокоил повитуху, которая все не могла решить, мертв младенец или нет, - но теперь уже заметно прибавил в весе, кричит как ужаленный. А бедная плакальщица до сих пор думает, что между смертью мужа и расцветающей жизнью этого новорожденного, которого сам Венград нарек Арнбьёрном, есть подозрительная связь.
В глазах матери поселилось недоосмысление реальности, а на губах с каемочкой мелких морщин - глуповатая улыбка. Усталая улыбка  женщины, которую жизнь измотала до крайней степени. Если подумать, то пятого ребенка могло и не быть. Стоило ей понести – будьте добры! – боги забирают в Совнгард Венграда. Венграда Неслышимого – умелого охотника и кожевенных дел мастера. Не важно, волк, олень, саблезуб или медведь – он поразит животное наиболее подходящим способом, а шкуру доставит в целости и сохранности, чтобы его жена, Ингрид Таволга, сшила из нее что-то приличное; на продажу или для семьи – тоже дело второе.
Ей было восемнадцать, когда она родила первого, сейчас уже, поди, два десятка зим прошло, и дар Мары превратился в проклятье. Их было бы восьмеро, если бы так распорядились боги. Но владыки решили отобрать  не только их жизни, но  и ее мужа…За существование этого вечно голодного комка из слез и криков!
Море из уютного дома близ Данстара кажется таким черным, таким холодным…Она бы хотела шагнуть с берега и уйти в пучину, позабыв обо всех проблемах. Но на пути Ингрид всегда встает Хельми – двоюродный брат Венграда, который и принес под крыльцо тело растерзанного зверем супруга. Хельми Сломанное Копье - охотник, как и ее погибший муж,  еще с юных лет ухаживает за Таволгой. Когда его более достойный брат погиб, представился отличный шанс охомутать прелестную женушку оного. Ингрид, находившаяся на перепутье, согласилась на этот союз.
«Детям нужен отец!»
Некоторые знакомцы почитают его как героя, полагая, что взять женщину с целым выводком на руках – это поступок, достойный высшей благодетели. Да и Хельми, вопреки расхожему мнению, ничего дурного не сделал, но именно по его вине силки на саблезуба сплоховали, а когти зверя вспороли брюхо Венграду. И если уж речь пошла о животах: Мара ни разу не сжалилась над Ингрид, которая, пребывая в неком подобии забытья, опасной рассеянности и задумчивости, подарила новому мужу еще троих детей. Но об этом потом…Она смотрит на младшего, и во взгляде нарастает злоба.

«Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови, бегущей из порванных жил…»

В самое пекло особенно теплых летних дней (по скайримским меркам, разумеется), кои можно пересчитать по пальцам, нет ничего удивительного в том, что дети, точно  бусины испорченных бус, разбредаются в разные стороны. Кто-то друг с дружкой, за ягодами, кто-то к берегу, поиграть на каменистом пляже или половить мальков. А этот, знай себе, выроет ямку в зарослях меж корневищ и лежит там, возится  с охапкой то ли камешков, то ли листочков, то ли засушенных жучков.
Никто не знает о «секретиках», которые очень красиво посверкивают, когда их выкопаешь по весне - когда снег немного спадает, а земля становится влажной и мягкой, - и никто не знает об их захоронении под корнями старого сухого дерева. Один раз старшая сестра,  Агла, нашла -  срочно пришлось все перепрятать, чтобы ни за что больше не заметила. Пришлось искать место у берега, куда никто не ходит. Чуть поодаль от причала, где камни из обточенных приливом булыжников превращаются в острые скалы, можно найти песчаные островки. «Секретикам» там самое место!
Сыну Венграда было шесть, когда он полез в такое небезопасное место, чтобы избавить свою коллекцию от лишних взглядов вечно хохочущих сестер, но нашел он чуть больше, чем хотел. Почти укрывшись в объятиях отвесных скал, его встретила дверь с черепом, которая еще долгое время после снилась мальцу в жутких снах. О находке мальчик никому не сказал, не было у него таких надежных друзей, однако больше к тому месту Арнбьёрн не ходил, только вспоминал. Снилось ему ночами, что мать, схватив за шкирку крепкой, мозолистой рукой, тащит ровно к тому проклятому островку, небольшой залысине в горной породе. Тащит и приговаривает:"Так-то! За «секретики» придется провести ночь за дверью с черепом!". А что там? Ответа не последовало…Пугающая тишина.
Детская жажда естествоиспытателя, впрочем, не шла ни в какое сравнение с отличной памятью мальца, которая выражалась почти во всех аспектах детской жизни: играх, помощи отчиму и матери, общению с взрослыми и детьми. Соседи не переставали нахваливать, пророча ребенку светлое будущее именитого ученого. Впрочем, сколько подобных детей наберется, столько найдется и кумушек, что пожелают ублажить свое честолюбие. Приятно представлять, что славный карапуз, оставшись, без сомнения, все таким же славным, превратится в славного же взрослого человека. Не просто...Деятеля! Умище! О нем еще баллады пропоют во дворе ярла, будьте уверены! Тем не менее, кому-то же следовало оборвать столь удачно разворачивающуюся жизнь взаймы? Боги распорядились так, что  одним сумрачным зимним днем, когда море было спокойно, а семейство необычайно рассеяно, страх перед  мистической находкой уступил место вышеупомянутой жажде. Изголодавшись, мальчишка направился пройденным прошлым летом путем и, несмотря на достойную в подобных отважных делах аккуратность,  оступился. Свалился прямо на камни и так крепко стукнулся черепушкой, что из появившейся раны в холодную воду, похоже, вылетел недюжинный ум. Зажимая рану ладонью, стервец все же вернулся  домой, хотя в скором времени слег с чудовищной лихорадкой. Когда с приключениями было покончено, даже соседи перестали воспевать светлое будущее юного смышленыша. И от этого, пожалуй, зверская обида засела иглой в самом детском сердце. Когда сам виноват -признаться труднее всего.
Мать подобный расклад поразил больше всех. Позабыв о прошлых обидах, связанных со смертью Венграда, понадеявшись, что их кровинушка чего-то добьется в жизни, она снова получила точно плевок от самих владык. После того как Арнбьёрн благополучно встал с больничной койки, она накинулась на него и поколотила так, что даже Хельми не сразу смог оттащить, а затем и  запереть  беспокойную в отдельной комнате на какое-то время. Похоже, что с каждым наносимым ударом, она хоронила под обломками из материнской любви и заботы свой собственный рассудок. Подумав, что с матерью мальчишке будет небезопасно, Хельми решил, что будет учить пасынка охотничьему делу, хотя оным уже промышляли старшие дети. В конце концов, если он настолько глуп и ничему не научится, сможет хотя бы рубить дрова. Но печальные прогнозы отчима не оправдались. К охоте  этот крупноватый для своего возраста юнец прикипел. И уже скоро учился  отлавливать не только белок да зайцев, но лисиц, а иногда и волков. Один не выходил – Хельми держал пасынка под присмотром, все чаще поражаясь, как тот заворожено работает охотничьим ножом, как умело обращается с тушками. Похоже, что какая-то часть недюжинных способностей Арнбьёрна все же вернулась к нему спустя какое-то время, однако о Коллегии и научных изысканиях можно было забыть. Нормально читать и писать подросток так и не научился. Как он описывал это наставнику: «Буквы просто рассыпаются, а потом я уже ничего не помню!».
Арнбьёрн покинул  дом в пятнадцать лет вместе со старшим братом Скальдом, которому на тот момент уже стукнуло двадцать с лишком. Родственник пережил неудачный роман с дочерью лодочника и был готов заниматься чем угодно, лишь бы никогда больше не видеть ее усмехающееся лицо. Арн, которого любовные перипетии не так волновали, увязался следом. Так и не попрощался с матерью. Ингрид стала избегать его. Стоило сыну показаться на пороге дома, как она тут же семенила в спальню. Уже после того как братья достигли Вайтрана, пришла весточка из дома о том, что их родительница чуть было не утонула в море. Просто пошла вперед, и если бы не стражник, дежуривший в ту пору в доках, точно бы совершила задуманное. Впрочем, отчим уверял, что сумеет удержать ее от повторных попыток.
Долгое время оба из рода Неслышимого пытались зарабатывать охотой. В Вайтране, однако, имелись свои умельцы, встретившись с которыми однажды, братья едва унесли ноги. Скальд еще долго похвалялся перед девицами в корчме, как он потерял два зуба, зато так отделал двух меров, что они в жизнь теперь не забудут.
- А жизнь у них, того, до-о-о-олгая! – самодовольно распевал Скальд, накачавшись прилично пивом. Впрочем, Арн то знал, что о встрече с двумя босмерками не забудут именно они…Гордые и Могучие норды…Знал и обиженно потирал налившуюся бурдюком щеку – след от звонкой затрещины. Не все оплеухи, как узнал Арнбьёрн чуть позже, носят именно насильственный характер. Бывает, что от иных захватывает дух, сердце бьется сильнее, а голова велит тут же сотворить что-то безумное. По любви, конечно. Чем плоха была дочка землепашца, с которой он провел несколько удивительных ночей, а заезжая менестрельша  – приветливая, как весенний денек? Да, у последней он взял пару уроков игры на лютне, подучил  десяток старинных песенок и баллад, которые девица распевала на все голоса. Уехала, захватив присланные чужим отчимом деньги. Обидно...
Осев в городе, молодые  норды решили брать не только то, что подстрелили или загнали в ловушку, но и то, что плохо лежит. Рядышком полным-полно никем не раскопанных руин, тайников и пустых фортов – бери и пользуйся. Скальд в конце концов женился, прикупил себе домишко за чертой Вайтрана и все чаще стал приговаривать, что именно младшенькому теперь по старым могилам и ползать, кормиться самому.
Полезным стало знакомство с молодой медичкой из храма Кинарет. Полезным потому, что, как правило, набеги на руины и форты – что бы ни говорили особенно одаренные – стоят не только времени, но и здоровья…Например, одного крайне себялюбивого и гордого паренька. Чуть было не вознамерившись связать свою жизнь с прекрасной и чистой девой, Арн и познал тот самый «вкус» женской пощечины, которая хоть однажды встречается в жизни каждого мужчины. То ли предшествовало ей  непристойное предложение, то ли крепкая хватка крепких юношеских пальцев на спелой груди, но страх, появившийся в глазах девицы, что еще недавно  кокетливо сопротивлялась, как-то уж больно расстроил охотника. Девчонка вскоре тоже уехала, правда, не прихватила ничего, а оставила после себя красный отпечаток ладони на щеке и легкую грусть, начавшуюся с возрастным максимализмом маету, от которой Арн еще долго не мог отделаться. С тех самых пор о женитьбе норд более не помышлял.
Разгоревшийся аппетит ко всему, что лежит за пределами понимания охотника и вызывает благоговейный страх, а то и уважение у прочих мирян, вел юнца, точно собаку влечет лента зловония, исходящая от гнилостного трупа. Опасно, но привлекательно. Впрочем, для начала пытливому уму стоило озаботиться тем, каким образом он станет добывать себе на пропитание - дележка нажитого в руинах со Скальдом порядком растрепала нервы, да и сам родственник посчитал, что, несмотря на выгоду, безопаснее ему будет с плугом да курями, в обществе жены и подрастающих детишек. Арн остался один, однако подобный расклад его нисколько не огорчил. Писем из Данстара он больше не получал…
Еще пара удачных рейдов, и наш герой решил найти для себя занятие более подходящее или хотя бы сделать попытку, чтобы научиться тому, чем промышляют достойные люди.
В конечном счете, все симпатии Арнбьёрна обратились в сторону вайтранского кузнеца: его дел и его историй о лучших временах. Прикипев к старику всей душой, выполняя его разнообразные поручения, наш герой сумел добиться ответного внимания. Он стал учиться не только тому, как выковать добротный клинок и заточить старый, но и как держать в руках то, что при неаккуратном использовании губит чужие жизни. Выбор бессознательно пал на топор, увиденный в лавке мастера. Старик с печальной улыбкой рассказал и о том, что когда-то орудовал этим монстром с необычайной проворностью, но годы взяли свое. Одно поражение за другим, и вот он почти прикован к лавке.
Приверженец светлой морали и поборник молодых талантов, кузнец в скором времени принял опеку над имперкой Адрианной, которая некоторое время делила с приезжим нордом его урочные часы. Отношения их можно было назвать не иначе как пассивные, времени для ревности или погони за учительским расположением просто не было – молодые люди были норовисты и тверды в своих намерениях, а потому отдавались работе целиком. Вскоре девушка заняла свое место в кузне, вознамерившись с самых юных пор превзойти Йорлунда, а Арнбьёрн отправился прямиком в Йоррваскр – попытать счастья у Соратников.
День был ветреный, несколько желторотых мальцов ждали своей очереди, испуганно, точно толпа перед закланием ритуальной козы, переговариваясь и деловито перебирая заклепки на новеньких панцирях и ножнах. Их распирало от чувства собственной значимости, но ни один не смел до тренировочного поединка сказать и слова в сторону тех, кто находился на убранной песочной площадке на заднем дворе оплота великих воинов. Большая часть трений относилась к тому, что ровесник – светловолосый детина, выше каждого из них на голову, - даже не озаботился покупкой или изготовлением крепкого доспеха, однако уже схватил в руки двуручный топор. Да кем он себя считает? Уж не Исграмором ли?
Во время боя он падал – смеялись рекруты, обескураженные очередным выпадом матерого вояки, из-за которого хвастун валился на землю под весом собственного топора. Но наставника более всего поражало терпение, усердие, с которым парень раз за разом подымался. Если бы кто-то преподал ему пару дельных уроков о том, как следует обращаться с секирой и сохранять равновесие, должно быть, и вышло что-нибудь…Интересное.
- Будь по-твоему, - милостиво возвестил  Соратник, когда под конец боя его оппонент все ж таки догадался выставить назад ногу, чтобы не рухнуть вновь, - если не сломаешь себе шею, глядишь, задержишься тут на зиму.
И воин заметил, какой огонь загорелся в глазах неумехи, как-то тот нервно заулыбался, как кровь подошла к голове от перевозбуждения. Казалось, что если до сего момента у мальца и была хоть сколько-нибудь интересная жизнь, то она непременно достигла кульминации.
Впрочем, сам Арн уже за кружечкой эля в таверне признался себе, что приняли его по большому-то счету не из-за выдающихся способностей, а шутки ради. Мысль назойливой мухой засела в голове молодого норда. Он набрался в тот вечер до беспамятства вместе с еще пятеркой рекрутов, а потом в сердцах чуть было не переломал кости тому несчастному, что поспешил озвучить мерзкую мыслишку. На силу успокоили. Но осадок остался и подгнивал внутри долгие годы. 
Вестей из родительского дома так и нет. Достигнув двадцатилетия, Арнбьёрн все чаще ловит себя на желании отправиться обратно. Писать сам он может, но побаивается, что его кривые загогульки с большим количеством ошибок расстроят матушку. Ждет – может быть, Скальд что-то предпримет. Но вестей нет. Порой кажется, что семья распалась, но отдушину  норд находит в числе своих, в Йоррваскре. Они все друг над другом смеются, и это касается не только умений и тренировок, но и простых человеческих вещей. Легко смеяться над собой тогда, когда никто не обращает внимания на подобную, казалось бы, странность.
Спустя несколько месяцев он уже почти как «свой», так же травит шутки и особенно морозными вечерами так же охотно набирается огненной водой, засыпая, упершись носом в жирную столешницу. Но дело не только в дружеских попойках, дело в работе, в быту, во всем, что окружает воина. И как приятно в трудные минуты, когда собираются брать очередную досаждающую землепашцам шайку воров, знать, что по обеим рукам есть те, кто не бросит тебя на поле боя, хотя громко, должно быть,  так называть заигрывания с глупой смертью. Глупая – потому что даже жалкий трус может воткнуть кинжал глубоко под лопатки, если за пьянящим восторгом битвы не заметишь острия. От очередного костяка, который чуть было не расколол голову орехом, спас Сигурд, вступивший в ряды Соратников чуть позже самого Арнбьёрна. Смышленый малый, полезен и хитер в бою, но больно молчалив. Впрочем, именно он первый заметил, что с братом по оружию, с которым они брали засевших в лагере «Тихих Лун» контрабандистов, что-то точно не так. В пылу битвы старший буквально звереет, а людская жизнь для него в принципе обладает куда меньшим смыслом, нежели возможность лишний раз взмахнуть топором. Впрочем, до предела  было далеко. Сигурд ничего не сказал. Хотя, надо ли задумываться над такими мелочами, покуда они никому зла не делают, а разбойники - шваль перед лицом Богов - и так добра никому не делают? Все шло своим чередом…
После знакомства с Сигурдом, в 183 году, Арнбьёрн и заслужил свое прозвище. История весьма примитивна и подходит только для похвальбы в таверне, где подобные сказочки штампуются пачками. Дело было близ пещеры «Сквозной Проход».  Возвращаясь с задания, несколько Соратников решили устроить привал. Как обычно: развели костер, зажарили что-то жирное, откупорили бурдюк с медом, расселись, и только завелось приятное обсуждение выдающихся форм жены лучника Аарда, как раздался уже знакомый братьям по оружию рев. Долгий поход через ледяную сеть пещер их порядком утомил, что и привело к опрометчивому поступку. Троллей было на одного больше, чем Соратников. И когда один урод с воинственным воплем ринулся на мужчин, последним показалось, что оный сразу всех превратит в кровавое месиво своими колонноподобными лапищами.
Однако позже об этой истории Соратники вспоминали с теплыми улыбками, рассказывая, как Арн, видимо, слегка перебравший с медом, опередил морду и - то ли не успел сообразить, то ли даэдра его попутали, - вместо того, чтобы сразу нанести удар топором, здоровяк ухнул тролля кулаком по носу, а лишь потом взял оружие в обе руки и рассек зверюге голову.
- Хруст раздался такой, будто бы поблизости сошли скалы! – смеялись норды позже. Как бы то ни было, с обитателями пещер сладить так и не удалось, хмельные Соратники бежали из «Сквозного Прохода», однако историю подали в Вайтране как нельзя лучше. Вот так за Арном и закрепилось ироничное прозвище.
Прошло около трех лет, и славные битвы ушли в прошлое, а мелкие просьбы дотошных старух на избавление их хижин от крыс превратились в надоедливую, почти раздражающую мелочь. Примерно в то время особенной душевной тоски поручение нового члена Круга, Скъора, привело Арнбьёрна в Рифтен, где, разобравшись с терроризирующими угольную шахту морозными пауками, мужчина и познакомился со своей будущей женой. Дева была имперкой, передвигалась по северной провинции с груженым всякой дрянью караваном. От Виолетты пахло специями, а алые губы без стеснения нашептывали встреченным в городах незнакомцам всякие непристойности. Она ничего не боялась, а отстегивала кошельки изящным кинжалом с поразительной легкостью. За подобным занятием Арн ее и поймал одним пьяным вечером, когда ни он, ни она не горели желанием вызвать оппонента на скандал. Уладили полюбовно, почти молча. В ее глазах не было того первобытного страха, который мужчина еще десяток лет назад наблюдал на лице молоденькой медички в Вайтране. Это и заставило его, падкого на женский пол, проявить инициативу, выдать незнакомке все начистоту. Та призналась, что пока еще рано думать о чем-то серьезном, и не стала слушать ничего о том, что по нордским традициям вполне довольно и того, что есть. Сдалась после месяца нечастых встреч, решила порадовать неумеху, который в свою очередь ничего не знал о стихах и словах, что так нравятся этим заносчивым прелестницам из Имперского Города. Обвенчавшись по законам северных земель, молодые вернулись в Вайтран. Вопреки увещеваниям друзей из Йоррваскра, их грубых заявлений в адрес прекрасной Виолетты, Арн нашел средства, чтобы выкупить скромную хижину за чертой города, однако как он ошибался в убежденности, что Виолетта начнет работать. Ее смуглые изящные пальчики непременно тянулись к богатству и роскоши, а потому возникшая, как пожар в летнее пекло, любовь сменилась бесконечными сварами, итогом которых всегда становились жалостливый скулеж и несколько дней ублажения обиженной молодухи: подарки, извинения, прочая шелуха, которая могла прикрыть любую проблему. Все родственники девицы остались в Сиродииле, а потому и дельного совета по поводу ее контроля никто Арнбьёрну дать не мог.
Мать так и не ответила на письмо, которое они выслали в Данстар еще из Рифтена. Ответ пришел уже позже, но написан был рукой Хельми, это блудный сын знал и без объяснения смысла некоторых слов. Но на все, решительно на все не хватало времени! Стоило задуматься над проблемой, как Виолетта сообщила о своем положении. Понесла по весне, без осложнений, подарив мужу здорового сына. Но этого, казалось, недостаточно. Любовь из костерка через пару лет превратилась  в тлеющие угли, а при таком раскладе куда больше места колкостям и непрерывным увещеваниям. Младенец, которого назвали Гринольв, плакал в те дни без конца. Виолетта твердила, мол, это потому, что они бедны: не на что надеяться, когда глава семьи прозябает в ожидании «того-самого-контракта», и ему гордыня не позволяет помогать обычным людям и получать на этой почве немного септимов, лучше уж, конечно, пропивать остатки в таверне, надеясь на чудо.
Ближе к девяностым годам Арнбьёрн под командованием Скъора первый раз повстречался с бандитами «Серебряной Руки». Засада! Очередные невежи, которые решили, что им хватит сил совладать с последователями Исграмора! Выпалив пару ласковых на их счет, широкой души герой чуть было не ринулся на врага первым, но более опытный товарищ поспешил остановить его, намекнув, что ждали, видать, именно его. Тогда Арн еще не понимал, какой секрет хранят все члены Круга. И в тот дождливый день, когда боги предвещали ему скорую погибель от рук бандитов, он невольно стал наблюдателем того, как заковывающие секрет цепи пали. Не перед кем-то! Перед ним! Чувство собственной исключительности сошло на нет, когда пришло время вступить в бой бок о бок с уж не просто  мастером меча, но свирепой тварью, которая по силе ничуть не уступала троллям из «Сквозного Прохода».
Вернувшись в Йоррваскр, Арнбьёрн первый раз завел речь о возможности вступления  в ряды членов Круга с Предвестником. Кандидатуру поддерживал и Скъор. Однако Кодлак оказался не в восторге от идеи, но согласие дал, предположив тогда, что буйный нрав этого воспитанника Соратников с лихвой перекрывают его честность и сила.

Из того, что случилось после прибытия в Нижнюю Кузницу, мужчина помнил только особенно резкий привкус крови. Далее уже все сквозь туман. Чьи-то крики, пара крепких ударов под дых и  приятное забытье.  Попытки удержать зверя внутри пещеры оказались тщетными, оборотень лихо выскочил в город, потом за ворота, распугав мирных жителей. Впрочем, такое уже случалось. После задрал приблудившуюся лошадь, прикорнувшего в ночной час извозчика, вызвав у несчастного бретонца тем самым первобытный ужас. А в себя пришел уже на каменистом берегу буйно текущей реки, проснулся от нестерпимого духа мокрой псины. Совершенно недоуменным и растерянным его нашли собратья и вернули обратно. Жене на глаза Арн смог показаться только спустя несколько дней, когда сошли жуткие синяки. Виолетта без конца твердила о том, что их Гринольв растет без отца и в итоге просто забудет, как тот выглядит. Что ж, пусть ворчит, не хватало еще, чтобы женщина знала, что происходит на самом деле.

«…Я бояться отвык голубого клинка,
И стрелы с тетивы за четыре шага.
Я боюсь одного - умереть до прыжка,
Не услышав, как хрустнет хребет у врага…»

Жизнь на этом не рухнула. Куда уж! Новые стычки с «Серебрянной Рукой» окончательно утвердили верность Арнбьёрна Соратникам. Он и сам думал, что убивает этих проклятых сучьих сыновей лишь потому, что они по каким-то причинам стремятся навредить его Семье. Нет, вы подумайте: будучи зеленым юнцом, он считал, что над ним потешаются, но за столько лет обитатели Йоррваскра стали ему не просто друзьями – членами семьи…Побольше Виолетты и крохи Гринольва, как ни обидно это признавать.
Каждая вылазка приближала оборотня к тупику. Он, несомненно, желал как лучше, но нестерпимая жажда охотника мерно смывала грань между понятиями «хорошо» и «плохо» в голове норда. Каждый завиденный издалека противник уже не был человеком или мером – он был добычей. И столь неясные чувства зародились, кажется, уже давно, но спали до назначенного часа. Что-то надломилось, когда зверь вышел наружу, и остановить мечущийся дух стало невозможно. Может, дело в травме головы, может, в том, как вела себя мать, во множестве мелочей, а может, в том, что человек просто не захотел иначе. После очередного штурма очередного оплота швали, которую Соратники разбили в жалкие щепки, Скъор вызвал брата по оружию на серьезный разговор, высказав разом все то, что накопилось: опасения, предостережения, много чего. Арнбьёрн ушам своим не поверил. Всегда считал, что уж кто-кто, а член Круга просто обязан быть на его стороне, но нет.
Виолетта все чаще запирает спальню, спит там с малышом Гринольвом, объясняя поступок тем, что малютке беспокойно по ночам. Не выйдет из него воина. Ха! Похоже, что роскошь ее более не волнует, но смотрит в сторону своего супруга она так, будто бы тот замышляет что-то неладное. Она боится? Пару дней Арнбьёрн провел у Скальда, понадеявшись, что брат не оставит младшего на улице, когда в его семье разворачивается настоящий спектакль. Их хозяйство разрослось, они продают зерно не только в Вайтране, а потому брат весь в делах. 
Младшая дочь Скальда – настоящая проказница – без проблем отворяет дверь в отцовскую комнату, где часами изучает налоговые документы и прочие бумаги, даже старые письма старик Скальд все хранит, а она изучает. И вот однажды ночью удалось уличить эту малолетнюю воровку в том, как она играет, собирая из пожелтевших от времени листов цветок паслена. Но, когда письма были отобраны, заботливому дядюшке «посчастливилось» заметить то, кем они были написаны и для кого. Письма из дома! Многолетней давности! Хельми раз за разом признается, что дела с Ингрид совсем плохи, ей всюду видятся враги, она чуть было не заколола внука ножом и постоянно твердит, что во всех ее бедах виноват «тот-малолетний-убийца». Арн не стал объясняться с братом по поводу находки, он бесшумно покинул  счастливое семейство и направился в город, где полночи провел в корчме. К жене и ребенку вернулся под утро, когда сумерки стояли еще плотным, густым туманом, но первые петухи уже приготовились поднимать на работу пахарей. Виолетте муж запомнился именно огромной тенью, явление самого Молаг Бала, одно присутствие которого уже кощунство. Лица она не видела, но сразу поняла, что произойдет нечто страшное. Он запер сына в детской, не поддавшись на слезные мольбы мальца о том, чтобы отец не трогал мамочку, а сам направился к испуганной женщине.
В пьяном бреду, каком-то нечеловеческом гневе Арнбьёрн избил супругу, постоянно спрашивая ее, боится ли она, будет ли она еще вопить по пустякам, будет ли изводить его своими жалкими отговорками и прятать сына.
Виолетта, конечно же, осталась жива; когда порыв злобы подвыпившего мучителя иссяк, она молнией выбежала из комнаты, освободила сына и была такова. Вещички даже собрать не забыла! Подлая, лживая сука!
На фоне личных проблем ничтожными казались поражения в деле всей жизни. Собратья уже начали недовольно перешептываться, побаиваясь, как бы и их «Молот Троллей» не оприходовал. Точка кипения была достигнута, когда от руки одного из наставников Соратников, которым стал Арнбьёрн, пострадал неповинный ни в чем рекрут. Тренировочный бой закончился трагедией, которая чуть не привела к смерти юноши. На помощь бедняге вовремя пришел Скъор. Не различая в гневе больше ни друзей, ни врагов, оборотень накинулся и на брата по оружию.
С позором Арнбьёрна изгнали из Соратников. Так он оказался совсем один, путь к друзьям, ставшим подобием настоящей семьи, был закрыт, надежда вновь увидеть сына тоже угасла весьма быстро. Мужчина покинул Вайтран, однако за пределами, в небезопасных лесах, на пустошах и побережье, его уже ждали старые «знакомые» - охотники из «Серебряной Руки». В одиночку Арн оказался беспомощен, как щенок.

«…Я в кромешной ночи как в трясине тонул,
Забывая, каков над землей небосвод.
Там я собственной крови с избытком хлебнул,
До чужой лишь потом докатился черед…»

Не прошло и пары зимних месяцев, как на его след напали и гнали бедолагу от центральных земель до Фолкрита, а оттуда до Белой реки. В бегах вервольф провел не один год. Стоило ему остановиться на ночлег, чуткий слух засекал приближающихся всадников. Охотники или нет – вскоре начало казаться, что вся провинция ополчилась на бывшего Соратника. Арнбьёрн долгое время ничего не ел и почти не спал – звериная кровь не давала ему выспаться, он  готов был бежать, пока не падет замертво, иногда чудилось, что сам Хирсин насмехается над ним. И однажды по осени владыка преподнес еще одно испытание. Вымотавшись до крайней степени, успев наткнуться на парочку молодых бандитов, вервольф угодил в силки. Его поймали как дикого зверя! Недоумению, вызванному этим событием, не было предела! А ведь когда-то отчим учил его ставить похожую ловушку на саблезуба. В яме оборотня нашли только через два дня. К тому времени он совсем обессилел, а потому вытянуть его на поверхность и доставить в пещеру Висельной Скалы  оказалось легко. По прибытию новый экземпляр поместили в клетку, к подобным ему «счастливчикам». Большинство ранено, себя не помнят от того, что происходит. Совсем не контролируют дух волка внутри – просто дикари. И слова не свяжут, а за жалкие объедки со стола бандитов готовы разодрать друг друга. Хуже всего то, что мучителям пришло в голову – конечно же от скуки! – стравливать добычу, делать ставки или подбавлять масла в огонь и всячески подстегивать то одного бедолагу, то другого. То, что под шкурой волка находится человек, их не волновало. Впрочем, и сам Арнбьёрн никогда не был поборником высокой морали, а теперь готовился малодушно забрать все свои рассуждения о добыче назад, лишь бы владыка проявил милость. Но отвратительные дни в клетке, наполненной жутким смрадом, текли все медленнее и медленнее. Блохи и прочие паразиты, всевозможная гниль, иногда можно было потерять сознание от царившего за массивными прутьями зловония. Вот рана, нанесенная очередному зверю в прошлом бою, загнивает, из-за  боли он почти не двигается, даже не может отогнать мух, которые давно отложили в свежем мясе яйца. Лежит, дышит, высунув язык, и гниет заживо. Никому нет дела. Заслышав истошный вой очередного дикаря, приходит один из охотников и круто стегает всю компанию сквозь решетку бичем или чем-то еще.
Когда уже  придет его очередь, когда Ситис протянет к зверю свои ледяные пальцы и отправит в охотничьи угодья владыки Хирсина? Но момент освобождения не наступает. И вот однажды судьба повернулась к Арнбьёрну лицом; лицом молодой женщины со стальным взглядом, несущим в себе саму смерть. Увидев впервые за долгое время существо, ни разу не похожее на жителей Висельной Скалы,  мужчина в самом деле решил, что именно так выглядит смерть. Пробирается тихой походкой, одета в черно-красное, лица почти не видно, из–под капюшона проглядывается копна волос пшеничного цвета. Гостья как бы между делом оглядывается на клетку, и по ее хитрому прищуру видно - она собирается сделать нечто, выходящее за грани привычного хода вещей. Щелкнул замок клетки, и она едва успела скрыться в тени, когда несколько дикарей выскочили наружу с оглушительным ревом. На шум тут же сбежались представители местного «руководства». Резня! Иначе назвать происходившее было трудно. Охотников кусали, рвали, раздирали как старые тряпки. Ошметки еще долго стекали со стен. В конце расправы разобрать, что кому принадлежало, не было возможности.
Более всего мечтая о свободе, Арн выбрался наружу, не успев застать это упоительное в своей жестокости зрелище. Так как проходы кишели людьми, которые мерно стекались к открытой клетке, выбрался оборотень через заваленный когда-то проход, через жалкую щелочку, направившись в горы, где, как он считал, можно ненадолго затаиться. Но к тому моменту в ряде беглецов из Висельной Скалы  нашелся еще кое-кто.
Женщина, которая в тумане из стоящего стеной снега не казалась уже вершителем судеб, смертоносным призраком,  пошатываясь, брела ярусом ниже, по узкой тропе, спускавшейся вниз, к чащобе. Ее ранили и кровь капала на белоснежное покрывало крупными, багряными каплями. Даже с вершины зверь чувствовал приторный железистый запах. Тогда он решился на последнюю глупость, уж если ему не суждено в будущем уйти от «Серебряной Руки», а охотники, без сомнения, настигнут ослабевшую жертву, то хотя бы не даст им отловить кого-то с третьей стороны. Пусть будет им «подарочек»!
Притащив женщину к забытой у старой водяной мельницы хижине, оборотень и сам рухнул без сил.
Когда он очнулся, снаружи прекратилась жуткая метель, а незнакомка ловко обрабатывала собственные раны.
- Яд, - коротко объяснила она собственное бедственно положение. Похоже было, что недавняя гостья сейчас поднимется и выскочит в ясное утро. Но нет, решила задержаться, акт сострадания со стороны жертвы ее крайне заинтересовал, но вызвал в тот момент скорее сожаление, а не восхищение, хотя женщина поблагодарила спасителя за поступок. Затем спросила, чт̀о ее «маленько неодетый принц» забыл на скале, когда она кое-как уносила ноги. Норд врать не стал, признаться, и сил не было. Он настолько отвык от человеческого общения, что был готов говорить о чем угодно и с кем угодно, впрочем, после отсидки в Висельной Скале в голове почти ничего не осталось. И он легковерно открыл правду. Хотелось как следует отдохнуть, набраться сил, но незнакомка, которая пока не спешила представляться, сообщила, что у нее есть кое-какие идеи, и она, потерпевшая внутри пещеры фиаско, готова сделать парочку послаблений в обмен на еще одну услугу. Впрочем, если незнакомый господин поведет себя не так, как она того хочет, его хладный труп уже никто не найдет, однако смерть покажется вовсе не такой, о которой он просил, сидя в клетке, он будет молить о скорейшей расправе. Нужна чистая работа, но за благодарностью она  не постоит, пусть будет уверен, главное, чтобы все прошло как нельзя…Естественнее. Леди в капюшоне указала, куда направилась интересующая «их обоих» цель, а потом отпустила спасителя, молча, даже не попрощавшись. Впрочем, мужчине не составило труда догадаться, как именно ему наказано исполнить уговор.
Предстать перед охотником в шкуре зверя – что может быть опрометчивее! Но именно тогда, когда беглец, по совместительству маг, не раз стегающий заклинанием «Искры» пленников, уж было добрался до спасительного чертога своих коллег, зверь настиг его, в момент перекусив сонную артерию, напился крови.
Дама в черно-красном появилась, когда тело мага охладело, а неожиданный напарник принял свою первоначальную форму.  Ухмыляясь, чуть ли не аплодируя, она сообщила, что ей весьма понравилось увиденное представление.
- Такое чувство, что беднягу просто задрали волки!
Женщина сказала, что этого вполне достаточно, и посоветовала прийти в назначенное место, если господину нечем будет больше заняться на досуге. Она с самого начала знала, что придет. Прибежит сломя голову, потому что другого пути уже нет. И не обманулась. Притащился как миленький, правда, в этот раз полностью одетый и при оружии.
- Добро пожаловать Домой, брат…- с усмешкой протянула новая знакомая при встрече.
Снова дверь с черепом. Та же дверь, похожая на кошмар из детства, но этот символ необъяснимого страха вызывает теперь чувство покоя. За дверью густая, гуашевая тьма с красными всполохами на новой кожаной броне, в старых витражах и на темной скрижали с догматами Братства. И это не выглядит жутко, отнюдь. Это крепкая почва под ногами и уверенность в том, что завтра не придется бежать, продираясь сквозь бурелом и ельник, в надежде избежать встречи с людьми. Сперва все довольно просто. Несколько легких заказов в отдаленных уголках Скайрима – бывшие должники. Теперь от них мало что осталось. Сначала прибегать к помощи зверя внутри было не обязательно. В ледниках да пещерах мало кто обитает. Но подобные контракты вызывают у «незнакомки», которую, оказалось, зовут Астрид, лишь снисходительную улыбку. Она не испугалась тогда, у водяной мельницы, ни на миг, она не боялась смерти и вообще ни о чем не просила своего неожиданного помощника, даже не пыталась уколоть при помощи слов или хитроумного плана, просто взяла и воплотила в жизнь то, что хотела. Ей стоило лишь намекнуть, как он двинулся на ослабевших ногах в нужном направлении.

Тогда Астрид была лишь претендентом на должность хозяйки Убежища. О том говорили блестящие рекомендации предыдущего лидера, ее верность и безукоризненная работа, растянувшаяся  на годы. Поражала расчетливость, с которой эта женщина  совершала убийства. Тот случай на Висельной Скале так и не дошел до ушей других братьев и сестер, кстати говоря. И Арнбьёрн посчитал, что не ему портить идеальную карьеру женщины. О чувстве собственной исключительности он забыл, когда владыка бросил его на растерзание «Серебряной Руке». Он выполнял заказы, полагаясь на недюжинную силу, запугивая и внушая жертвам ужас. Когда же речь шла о заказах в городах – на выручку приходили таланты оборотня. Люди привыкли, что вервольф – дикое животное, которое может настигнуть любого; какое ему дело до того, что молодая редгардка перешла дорогу своей товарке, а дела последней тут же пошли в гору. Просто не успела вовремя спрятаться, бедняжка, вот и поплатилась! Лежит без головы на рыночной площади. Пообвыкшись в новой семье, Арнбьёрн решил немного оживить кузню Убежища и большую часть времени стал проводить за верстаком и наковальней.
Позабыть о прежней жизни, что бы там ни думалось, не удалось. Прибыв в Вайтран по контракту, на обратном пути в Убежище убийца повстречал заметно постаревшего Скальда. Тот сообщил, до сих пор недоуменный, что Ингрид находится при смерти, жуткая лихорадка приковала ее к постели, и похоже, что просветления не будет, она уже одной ногой в лапах Владыки Безумия.
Добравшись до Дома, Арнбьёрн почему-то сообщает о своей скорой поездке Астрид и отбывает в Данстар. Ингрид он застает уже слепой и безобразной старухой, похожей на мумию. Решив проститься с матерью, блудный сын неожиданно натыкается на тот же самый взгляд, который сделал необратимым его уход с родной земли, натыкается на истошный крик, похожий на карканье глумливой вороны. Разобрать слова уже нельзя, но он точно знает, что и на смертном одре она винит его в смерти Венграда, дурное предзнаменование своей семьи. Хельми, иссушенный старик, могущий теперь разве что удить мелкую рыбешку, признается, что она до последнего лежала молча, однако один раз просветлела, будто бы освободилась от пут безумия и болезней окончательно, и произнесла, что Ситис заберет ее уже скоро, когда придет сын. Впрочем, Арнбьёрн не приложил к смерти старухи рук, однако всеми силами сдерживался, чтобы не сделать этого. Ему стоило больших усилий  добраться до малой родины незамеченным, а тут узнается нечто настолько мерзкое! Мать померла, а он так и не заслужил прощения за то, чего не совершал. 
Конечно, ничто больше Арна в Данстаре не держит, но душа его так и не находит покоя. Неясная маета все чаще толкает на конфликты с братьями и сестрами, и норд уже подумывает над тем, куда девать тлеющую в груди агрессию, которая подчас просто не находит выхода. Найдет – будет беда! Положение спасает Астрид, чей непререкаемый авторитет уже очевиден, крепок; она подсовывает своему некогда неожиданному знакомому контракт, в котором предлагает поучаствовать вдвоем. Якобы ей необходима грубая сила, а не прочие умения, коими она располагает в избытке.
Не простое убийство! Массовое убийство, которое необходимо подстроить и, при необходимости, непременно избавиться от свидетелей и беглецов.
- Убей одного, посей панику, и они сами уже не буду знать, что и думать! Это то же, что и открыть клетку… – слишком уж благообразно, чтобы походить на убийство, и как-то неприятно и ярко возвращает их к событиям в пещере «Серебряной Руки».
Но люди и меры бросались друг на друга, словно собранные в горшке муравьи, будто их хорошенько встряхнули, вот все страхи и перемешались.
Зима стояла особенно морозная, дом заметно опустел, не считая забившейся в угол данмерки и ищущего ее, обезумевшего от поджидающей за каждым поворотом дома опасности норда в дорогом наряде, клинок которого уже обагрен кровью предыдущего нападающего. Вот так развлечение! Настоящие же убийцы спокойно наблюдали за расправой из-за подставной стены. Все предусмотрено. Осталось лишь показаться и снести расплакавшемуся и опроставшемуся безумцу голову, либо выхватить его кинжал, убедив всех, кто окажется в доме после, что бедолага совершил самоубийство. Тихо, ничего не скажешь. Подобный метод – не столь средство от засевших в голове невзгод, сколько невероятное открытие, способ признаться себе в том, что легче быть тем, кем являешься, хотя уже прошло столько лет. Да, без тени сомнения всплывает факт - не стоило столько времени посвящать людям и без конца корить себя за грешки, придумывая оправдания на каждый случай, жалобно поскуливая. Задание выполнено, завершив его, убийцы направились из Солитьюда прочь. Они все предусмотрели и все просчитали, но…
Одному Отцу Ужаса известно, как такое могло произойти, но женщина всеми силами изображала обеспокоенность, будто им правда сели на хвост стражники или иная падаль. Она паниковала? Было похоже на то…
Снова костерок, трепещущий под сквозняком в гроте «Отвесной Норы», знакомый вкус меда из небольшого бурдюка, прихваченного в Солитьюде. Все бы хорошо, но оба зябнут, ведь мороз к ночи только усилился. Сжимаются под ветром, плечи дрожат. Впереди ничего не видно, хотя вряд ли стражники найдут узенькую тропку, уходящую  вглубь горной гряды, и заметят их костер. Все же, снег может сойти, тогда огонь привлечет диких животных или незваных гостей иного рода. Придется несладко.
- Ну и дура…– теперь пришла очередь Арна насмехаться над сестрой. В конечном счете, он учуял, что этот бессмысленный поход – очередная игра, затеянная Астрид. Весьма опасная, если взвесить все «за» и «против»…Однако продуктивная. Женщина, чувствовавшая в себе кровь воина самого Ситиса, бесстрашная и расчетливая, но скользкая и холодная как змея, нуждалась в тепле, будто бы ее саму отравили. Жалась в своем притворстве к чужому телу так, будто бы ее отдают на растерзание диким животным. И бывшей незнакомке в черно-красном хватило лишь пары взглядов и умелых движений для того, чтобы привязать к себе напарника. Еще полгода после похода она не давала овладеть собой, вовремя пуская в ход колкие словечки, ногти, а то и верный клинок. Как бы не сама заводила все эти приятные слуху разговорчики, не показывая  намерений на публике, а потом резко давала от ворот поворот, становясь похожей на безжизненную статую. Ничего, полгода хватило, чтобы выведать большую часть привычек, а еще пара дней на то, чтобы застать врасплох. А там будь что будет - норд никогда не умел планировать что-то на много ходов вперед, и то, что он уже вызнал о распорядке жизни Астрид, считал большим достижением, а долгом своим – непременно оприходовать деву, чтобы та еще долго ходила вразвалочку. То, для чего, как говорится, предназначен человек.
Момент представился во время отлучки прелестницы до ручья близ Мшистого ущелья. Кто знает, догадывалась ли она, что движется туда не одна, однако ничто и никто не помешали ей заманить незадачливого поклонника в воду, а там уже испуганно прикрыть ладонями самое важное. Несмотря на изначальную боязнь женщины раскрыть свою привязанность к вервольфу перед братьями и сестрами, афишировала новость о свадьбе именно она. Так как оба не почитали Мару, раз встали на сторону Отца Ужаса, то и церемонию с вытекающими отсюда посиделками провели тихо, при своих, вскоре забыв о ней, а кольца спрятав в дальний ящик.
На момент начала гражданской войны они уже семь лет как женаты, Астрид  занимает пост новой хозяйки Убежища. Впрочем, политика Братства пока Арнбьёрна не сильно беспокоит, как и особенно сложные дела жены. Ему комфортнее всего строить существование на контрактах, работе в кузнице и необременительных супружеских обязанностях и не ломать голову над проблемами, которыми занимаются подобные Астрид шишки.

7. Деятельность:
Убийца Темного Братства

8. Характер:
По природе своей оборотни, как известно, твари весьма и весьма неприятные. Кто может поспорить? Или представить на месте полоумного, кровожадного монстра робкий и благочестивый комочек? Так вот, от природы вещей Арнбьёрн ушел недалеко. Возможно, характер его и до сей поры состоял бы из стереотипов типичного представителя низкого сословия, но именно события, связанные с проклятьем  зверя, сделали его тем, кем он является сейчас. Иногда приятно думать о себе как о дикой твари и все больше убеждаться в том, что убийства,  совершенные вервольфом, – это не то же самое, что и убийства, совершенные человеком или мером. Первое можно смело отнести к несчастному случаю. Медведя или саблезуба же не казнят за то, что он задрал  кого-то. Попытаются убить, но своими действиями только лишний раз раззадорят. Вот и Арнбьёрн из той же породы. Ему чужда тяга к скрупулезному составлению планов, да, он ни за что не станет с точностью до одного рассчитывать, сколько и какого рода увечья он нанесет очередной жертве. Его призвание – Охота. С большой буквы, потому что Охота будет получше славной битвы. Он успел это выяснить и побывать  и там, и там. Даже в роли жертвы, а потому отлично знает, о чем говорит и что вытворяет, когда обращается зверем или берет в руки огромный топор.
Как и любой охотник, умеет ждать, подолгу безмолвно находиться в засаде, будь на дворе буран или затяжной ливень. Собран, когда дело того требует, но правил предпочитает придерживаться простых, так же и в жизни. Его не тянет к чистоте, уюту, роскоши и всем дарам мирским, хватит и того, что есть. Не педант и не аккуратист, без мытья и очередной "стрижки" может существовать нормально весьма длительное время, пока, скажем, запах не станет  чересчур остер, а волосы не сваляются до состояния клубка.
Существ за пределами Убежища принимает за добычу, не иначе, трепетно относится лишь к братьям и сестрам, верность которых не ставится под сомнение, и доверие к которым слишком велико. Несмотря на бесконечное число перипетий, Арнбьёрн все же сохранил весьма субъективную ясность ума и первоначально представляет собой весьма распространенный нордский стереотип: громогласного, глуповатого и грубого мужлана. Ему чужда привычная тяга к прекрасному и знаниям, а усугубляет мнение о его ограниченности неумение нормально читать и писать. Умственно неполноценный? Это вряд ли.  Амбициозен, однако с течением лет пыл все ж поумерил, решил разделить его между иными сферами жизни, нежели движение по карьерной лесенке. Да и куда стремиться, если твоя женщина и без того занимает лидирующую позицию, не цапаться же с ней по такому-то пустяку? Это по меньшей мере глупо...Несмотря на то, что Арн вполне осознает наличие некоторой пропасти между собой и людьми эрудированными и образованными, никогда не афиширует это, а, наоборот, непринужденно выставляет дураками их, полагая, что не все мозги «одинаково полезны». Уважения не добивается и сам не щедр на проявление привязанности или каких-либо иных чувств, но выглядит самодостаточно, что, в принципе, вполне разумно для мужчины средних лет. Однако подобная маска держится недолго, и вот уже перед нами сплошной импульс, от которого разит за версту непереваренным детским максимализмом и желанием обидеть в отместку за вскользь оброненную шутку или что-то подобное. Агрессивен. Болезненно относится к колкостям в свою сторону, но ничто не оставляет без внимания, а потому быстро выходит из себя и так же скоро доходит до кондиции, когда готов за милую душу порвать оппонента на клочки. Останавливается не сразу, и процесс этот, по правде говоря, требует постороннего вмешательства.
Изначально к любому настроен враждебно, находит в себе способность уверенно разбрасываться колкостями и грубостями, которые зачастую выходят за рамки приличия. Подозрителен, циничен и груб – никогда не славился своей чрезмерной открытостью или радушием. Большее число проклятий посылает в сторону Соратников, «Серебряной Руки» и имперцев. По идее, есть за что, но ведь...Сам виноват. А вот в своих ошибках Арнбьёрн признается крайне редко. Что-то темное, связанное с этим, засело на подкорке и не дает свободно продохнуть. Редко прибегает к молчаливому самокопанию, занимая себя чем придется, легко абстрагируется и забывает прошлые обиды, если понимает, что никакого вреда, даже косвенного, они не причинили. Без ложной скромности признает, что ум – его слабая сторона, но и у него, благо, этот дар богов есть, но теплится в другом человеке, которого Арн держит как можно ближе. Речь идет, конечно, об Астрид. При «своей женщине» он заметно проще, не прочь хватить лишку хмельного за столом или начать вспоминать, как было когда-то, а то и выученную в юности песенку или шутку. Однако при посторонних никогда не выказывает своих неподдельных чувств к жене, считая, что это несколько не устраивает ее саму. К Богам Арнбьёрн равнодушен, почитает Владыку Хирсина, однако как-то уже нашел повод усомниться в его непререкаемом авторитете, не чтит догматы Братства и Мать Ночи, если точнее – вообще не обращает на это ровным счетом никакого внимания, хотя ни разу не нарушил  священных правил. Ситис? Порой норду кажется, что Астрид и есть его воплощение, как хозяйка Убежища она еще ни разу не дала повод усомниться в себе.

9. Имущество:
Некое подобие кузницы в Убежище, железный двуручный топор, простой охотничий нож, доспех Теней с короткими рукавами.

10. Интересные факты:
У Арнбьёрна дислексия, проявившаяся после травмы детстве, из-за чего он плохо разбирает слова и с трудом читает, впрочем, это никак не отображается на других его навыках.
Он один из оборотней Соратников  и может частично контролировать свое обращение в зверя.
Был знаком с Скъором и Кодлаком до своего изгнания.

11. Пробный пост:

Встреча с Астрид

В черной пещере и кровь вороная, она уже не кажется славной брагой, она липнет к промозглым, с ледяной коркой стенам, к шкуре, к коже, вкус ее, подгнившей, застоявшейся, застрял в горле комком шерсти. Не отмыться, кажется, от нее никогда, а что творится внутри черепушки лучше вообще не бередить, выйдет еще хуже, чем было прежде.
Непросветная глушь какая, они неба не видели, кажется, с осени точно. А сейчас, поди, зима, раз мороз вдарил, раз ветер проникает внутрь Висельной Скалы так свободно, с такой силой. Булатный дернулся и запрыгнул на решетку. Раздался душераздирающий вопль и режущий слух скрип когтей о сталь. Худой стал, шкура висит в холке, плешь проетая, а вскочил так, будто б до поры на их пятерку не падало густых, ярких теней, отражающих всю суть прискорбного положения вещей. Запрыгнул и свалился, издали послышались неясные голоса, но тут же смолкли. Ничего не произошло.
Развалившийся в центре Бурый зябко поежился, помрет скоро, как пить дать. Интересно вот что: о чем они все, Обливион их поглоти, думают! Что выберутся живыми? Вот уж вряд ли, пора бы расстаться с этой мыслью и попытаться как можно скорее…Что? Задрать друг друга, чтобы избавить и себя и других от пыток и унизительного до крайней степени положения?
«А хватит ли духу, цыпленочек?» - с небывалой иронией ответил внутренний голос и, кажется, хрипло захихикал. Как бы с рассудком не простится; когда это случится, похоже, ничто уже не будет важно. Держись за эту…Штуку – глядишь, именно она и выведет отсюда, не сидеть же, сложив лапы, как послушный кролик.
Арнбьёрн, втянув голову в плечи, двинулся боком в сторону прутьев, в очередной раз не без огорчения убедился, что железо на месте и даже не думает выходить из гнезд хоть на чуть-чуть. Неясные всполохи огня в проходе стали ярче, кажется, кто-то пришел. Бить будут или выведут кого-то, чтобы всласть поиздеваться, стравят опять двух дураков – известно только охотникам. Им, похоже, самим  в этой дыре сидеть не улыбается, ждут, готовят момент, когда можно будет отловить кого-либо из Соратников, чтобы прервать нечестивую цепь Круга. И этого детину помнили как брата по оружию, токмо он, поняв, что Соратникам жизни в пещере нет вовсе, притворился таким же дикарем, как и все остальные. Чтобы там ни говорили - жить всегда хочется. Обращались даже по имени, помнили про топор и троллей, а он, смекнув, глаза выпучил, точно сомнамбула, рот открыл, для полноты картины даже слюни пустил, только тогда хорошенько врезали под дых и отпустили догнивать свой век в клетке. Зверю там самое место!
Очередной порыв ветра, вой которого гулко ударился о неразличимый в густой тьме свод пещеры, заставил отвлечься от жутких воспоминаний и, поежившись и тихо зевнув, устроить голову на коленях. Веки потяжелели. Сон или забытье – уже не важно. Во всяком случае, будет куда приятнее обнаружить себя в угодьях Хирсина, а не тут. А им все Совнгард, Совнгард…
Из прохода в низину с треском проскользнула ледяная галька, непривычный звук заставил мужчину чуть разлепить опухшие веки и впериться с некоторым недоумением в непроглядную мглу. Никто и ничто не могло проникнуть внутрь так, оставив за собой след только лишь из жалкой крошки. Но когда зрение почти привыкло к  гадкому освещению, – или полному его отсутствию – тогда стал очевидно присутствие внутри кого-то еще, помимо жалких зверей, то ли сошедших с ума, то ли лишившихся сил. Арнбьёрн и сам представил, что человеческая тень по другую сторону от клети - всего лишь первое дурное предзнаменование, одно из многих, что вскоре окружат его воспаленный разум и поглотят, как жадная мошкара кусок съестного. Но нет. Тень резко двинулась вперед, прямо к ним, к заключенным, и остановилась в десяти шагах от камеры.
Сердце сжалось, по спине оборотня пробежал скоп мурашек, а неясный звук застыл в самом горле. Он подумал, что это и есть конец. Что Владыка самолично прислал к нему решателя, который устроит все в лучшем виде.
«Радуйся, цыпленочек, услышали тебя! Успел помянуть мамочку всуе?» - все так же насмешливо продолжал неудержимый внутренний голос. Зверь или нет, но он знал своего «хозяина» до малейших деталей, последний уже поджал под себя ноги, а на лице его отразился неподдельный ужас. Однако тень, не смотря на него в упор, скользнула ближе, но уже пригнувшись, чтобы никого не потревожить. Ловким движением руки извлекла откуда-то из-за пазухи малюсенькую палочку и приблизилась к замку.
Мужчина так и застыл в ожидании: боялся молвить и слова единого. Получался какой-то хрип. Замок неохотно скрипнул и тут – будьте-нате! – дверь с ржавым клекотом отворилась, а тень, покрепче натянув на голову капюшон, нырнула обратно во мглу.
Булатный первый сообразил, что произошло Нечто - чего все долго ждали, и, несмотря на хромоту, голод и общую свою худобу, истошно завопил, отчего проснулись от дремы или упаднических мыслей все остальные. Время будто бы снова запустили, как и раньше, до заключения в Висельной Скале. Рассеялся невидимый туман, в котором большинство терялось, и звери с упоительным ревом двинулись наружу, буквально задавливая зазевавшихся. Дурак был бы Арн, если бы очертя голову ломанулся в этот ком из клыков и когтей. До сих пор не мог поверить: то ли головушка уже показывает отдельные истории, то ли правда дали шанс. Выскочил, когда подоспели охотники, ошарашенные происшествием, не все сразу нашлись и похватались за мечи да луки. Послышался влажный, оглушительный треск – в воздухе запахло железом. Плевать!
Не разбирая особо пути, вервольф кинулся вглубь пещеры, в проход по другую сторону от того, что связывал несколько отдельных коридоров. Всюду расставлены горящие факелы, и если он хочет, чтобы никто не успел заметить его пропажи, – хотя какой там! – то стоит поторопиться. Налетел на валун по пути, успел только охнуть от свежей боли, однако немного пришел в себя. Догонят, как пить дать догонят, но попытка себя полностью оправдывает. Если не хочется плутать по подземелью, пока не нашли, стоит сосредоточиться и вспомнить, куда бежать, примерный план – ничего в голове нет, пусто. Еще поворот. По глазам резануло светом, не похожим на тусклое мерцание факелов в этой душильне. Остановившись, мужчина повернул голову влево, ясно различив теперь дыру и поняв, что находились они не в низине, а очень даже наоборот, в расселину на стене проскальзывал громадными хлопьями снег. Кто-то когда-то завалил проход, очевидно, но ничего, придется постараться, хоть спину надорвать, но расширить возможный путь к свободе. Найдут! Срубят голову – будет болтаться на коловороте у входа в пещеру!
Первый валун показался неподъемным, но, содрав ладони, норд откатил его внутрь, чтобы приняться за другие, что поменьше. Вся процедура не заняла и десяти минут, выскочив наружу, Арнбьёрн пошатнулся и упал на гряду боком, не рассчитывал, что ветер окажется таким сильным, таким холодным. Легкие, порядком отвыкшие от подобной роскоши, готовы были разорваться. На лице недавнего пленника заиграла глупая улыбка.
«Неужели вышло? Обливион меня забери, вышло, еще как вышло!» - он поднялся, однако ничего не увидел, кроме черных клинков скал, что торчали неподалеку. Как бы то ни было, необходимо уходить отсюда. Ноги сами повели, не рассчитывая порой, что по обе стороны могут взяться вековые валуны. Сбил бока и спину чуть ли не сорвал напрочь, но выбрался к утесу, за которым простиралась чащоба, затуманенная метелью. Он провел в окрестном каменном лабиринте еще некоторое время и лишь после того, как сошел последний пот, осознал: замерзнет ко всем даэдра, если не найдет укрытие от снега и ветра. Надо спускаться.
Внизу никого не было видно... Вот если бы!
Среди черных зубьев скал почудилось движение. Может, кто-то из тех дикарей тоже нашел лазейку и так же радуется? Что-то небольшое, темное…Охотник? Фигура сделала еще несколько неуверенных шагов и, кажется, рухнула в снег ничком, припала, потому что тут же выразила намерение подняться на ноги и во что бы то ни стало продолжить свой путь. Странно было следить за этим: после молниеносных событий внутри Висельной Скалы казалось, что время  слегка приструнили. При более внимательном изучении, которое позволил себе оборотень, выяснилось, что Тень – не та, за кого себя выдавала. На снегу проступила кровь, капающая вниз из раны, которую зажимает ладонь, наглухо закрытая перчаткой. Женщина – это видно по тем изящным изгибам, которые выделяются на фоне безжизненных камней. Очевидно красивая, раз так хорошо отличается и не прикидывается бочонком или мешком!
«Ну хорошо, будь по-твоему, цыпленочек…» - с безысходностью в голосе отозвался преисполненный нонче благодатью разум.
«Если уж тебя и поймают по весне, то пусть хоть эта змея перережет хоть одному из них горло. Всяко сравняет шансы! В конце концов, она помогла!Не теряй голову!» - он фыркнул. Куда там! Совершила эпохальный поступок, на который никто не решался один Дагон разберет сколько времени. Оглядевшись, Арнбьёрн двинулся вниз, содранными ладонями хватаясь за выступы. Сочащиеся кровью линии судьбы отдавали резкой болью, но куда ей остановить зверя. Он спустился на уровень ниже, оказавшись чуть поодаль от припавшей к земле и беззащитной теперь спасительницы.
- Ну и дур-р-ра! – фыркнул в сердцах норд. Похоже, ту что-то буквально парализовало, она не могла встать и пошевелиться, рука, которой она  недавно зажимала плечо, лежала безвольной плетью. Глаза - хоть и были открыты – ничего не выражали, однако грудь высоко вздымалась, показывая, что хозяйка еще жива. Оборотень, убрав налипшие на лицо волосы, склонился, чувствуя ноющую боль в пояснице, и, с силой дернув тело на себя, поспешил взвалить его на одно плечо, а потом, разогнувшись и оскалившись от натуги, двинулся вниз.
Благо, теперь стало видно, что незнакомую девку вела в гору узкая тропа между черных камней, что змеей круто спускалась к подножию.
Как добрался до хижины, помнил плохо. Проступали нечеткие силуэты камней, упасть вместе с дорогой поклажей не давало чувство опасности, которое обычно гонит волков от борзых: знаешь ведь, что никого поблизости нет, но чутье не обманывает – они знают, как тебя найти. И найдут! Радости после побега чуть поубавилось. А затем возник этот домишко с приставленными по правый бок жерновами. Дверь была распахнута настежь, а потому ничего не оставалось.
Сбросив женщину уже внутри, вервольф на четвереньках забрался в угол и прислонился к рельефной поверхности стены. Так и закрыл глаза. В этот раз ничего не снилось.
Рев снаружи смолк, в глаза ударили яркие лучи, тогда-то беглец, чувствуя подходящий к горлу озноб, очнулся, поежившись, потянувшись туго, тяжело.
- Пришел в себя, лохматый? – донесся сухой голос с противоположной стороны помещения. Она, закатав рукава, обрабатывала руку, ноги подобрала под себя.
- Что же это, и жить будешь? Ты мне вот что лучше скажи, - она прижала палец к губам. - Это для  молодчиков из Висельной Скалы нормально - вот так вот тащить честных женщин в первую же попавшуюся хибару? А зачем? Надоело меж собой любиться?
- А не пойти б те на…
- Не-не, обожди, милчеловек, вот я сейчас оболокусь, тогда мы с тобой настоящий разговор заведем.- перебила нахалка.
- Теперь нам ведь  есть, о чем поговорить… - расправив рукава, она, наконец, вперилась в дрожащее тело напротив, лицо исказила хитрая усмешка.
- Ты меня потешил, ну так я окажу тебе любезность, как только встанешь на ноги, потешу я тебя…
- Говори!

Отредактировано Arnbjorn (2014-01-04 01:53:20)