Третий Эмиссар Рулиндил, по обыкновению восседавший среди вороха бумаг, ощутимо страдал.
Не столько от мигрени — хотя голова, казалось, скоро треснет и развалится на куски — сколько от поразительной тупости своих подопечных. С утра пораньше собственные агенты уже успели набить оскомину; если при личном контакте от них можно было добиться вполне внятных докладов, то на расстоянии это приравнивалось к фантастике. Битый час Эмиссар вертел в руках донесение, исписанное нетвердым и кривым почерком, словно его автор-норд трудился на коленке с тяжелого похмелья — впрочем, не исключено, что так оно и было. Раз за разом перечитывая одно и то же предложение, Рулиндил внезапно осознал, что не видит ни одной связной фразы, а едва разборчивые слова перемешиваются между собой, превращаясь в бессмысленный набор скачущих между строк букв. Еще и вопиющие ошибки в каждом слове — весь текст золотой канвой пронизывало только единственно верно написанное имя. Имя ложного бога Талоса. 
«А говорил, что не поклоняется… Следует перепроверить данные». 
Рулиндил снова посмотрел на донесение, выразительно хмыкнул.
И принялся складывать из него птицу.
— Зови этого босмера сюда, — обратился он к секретарю, когда дело было закончено и на столе восседал бумажный соловей. «Талос» оказался у него прямо на клюве, и Эмиссар досадливо поморщился — хотя скорее от необходимости проводить прием, на который у него не было ни желания, ни настроения. Но это его прямой долг, обязанность и тому подобное… Рулиндил вздохнул, поднялся со стула, чтобы выглянуть в окно — будучи заранее уверенным, что изо дня в день там ничего не меняется. Скучно.
— Своими прошениями ты мне, признаться, уже надоел. — Он так и остался стоять, не оборачиваясь: у секретаря была характерная тяжелая походка, и в данный момент в кабинет зашел точно не он. Рулиндил щурился несколько секунд, как будто напряженно пытался разглядеть что-то вдали, потом резко развернулся и опустился на свое место, окинув вошедшего равнодушным взглядом. Тот самый Линэль, как же. Пришел ходатайствовать о своем переводе из Винтерхолда. А было бы забавно, случись сейчас вопиющая ошибка и окажись на его месте, к примеру, Первая… очень забавно.
Эмиссар сцепил руки в замок, поднял голову; он любил смотреть прямо в глаза — открыто и  флегматично, подолгу не переключаясь ни на что другое. Обычно им это не нравилось.
— Итак. Все, что написано здесь, — он указал рукой на заблаговременно отложенные прошения Линэля, — я уже запомнил. Теперь хочу услышать от тебя лично, почему тебе не сидится в Коллегии и почему я обязан предоставить тебе статус свободного агента. 
Ни приветствий, ни каких-либо любезностей — Рулиндил не видел в них смысла. На слове «обязан» он сделал особый акцент, изменив своему будничному прохладно-ровному тону — непрозрачно требовал аргументов, способных в этой «обязанности» его убедить.
Линэль был не первым и не последним. Многие требовали лучшей доли, и многие, как ни странно, ее не получали.

Эмиссар слушал молча, не шевелясь и почти не моргая — ибо не хотел даже на секунду ослабить хватку и утратить этот зыбкий зрительный контакт, от которого у Линэля, как ему казалось, скоро ослепнут глаза. Босмеру тяжело давалась эта игра в «гляделки», Рулиндил понимал это — и был всецело доволен, потому что отягощающие обстоятельства являлись прекрасным способом внести разлад в стройную, отрепетированную пьесу — маленький эльф повторял свои слова словно заученный монолог, вполне недурно обставленный и имеющий неплохую вероятность сбить с толку неискушенного слушателя. Уверения, факты, вежливые предположения по поводу своей скромной персоны… все, как и должно быть.
Тем не менее, у Рулиндила уже давно выработался иммунитет на такого рода вещи.
В конце концов, он слышал множество подобных историй — кто-то неотрывно смотрел в пол и бубнил себе под нос, кто-то высказывал смелые идеи, кто-то и вовсе пытался добиться своего истерикой и шантажом, однако посыл был один: говорящий неизменно являлся непризнанным талантом, гениальным шпионом, светочем в ночи и еще даэдра знает чем. Эмиссар нередко задумывался, что будь это хоть наполовину правдой — и он бы смог завоевать Скайрим одним движением руки. История этого босмера так же была ему смутно знакома. Или это была чья-то другая история?
«Все вы бестолочи — все, до единого».
Линэль был не совсем прав, когда подозревал, что Третий Эмиссар складирует его прошения в собственную коллекцию бумаги для «порисовать» — Рулиндил каждое донесение бегло просматривал глазами и определял, стоит оно внимания или нет, а если не стоит — то и не следует в него напряженно вникать. Это помогало не захлебнуться в потоке информации, разложить все по полкам и вычленить, отпечатать в памяти самое ключевое, а маловажные детали… ну, хотя бы иметь о них представление — иногда и этого достаточно.
— Звучит хорошо… слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Рулиндил потер переносицу, отчетливо хмыкнул, всем своим видом демонстрируя скептическое отношение. — Предположим даже, что я тебе поверил. Но ты хоть сам понимаешь, с какой волокитой все это будет связано? Внедрить нового шпиона в Коллегию, при этом куда-то деть старого и не вызвать подозрений у Архимага — это надо постараться. Его сполна развлекает Советник. Любое неосторожное движения с нашей стороны приведет к проблеме, а проблемы — моя вечная головная боль.
Эмиссар, постучав пальцами по столу, исправно выдержал смысловую паузу, бросил взгляд на птицу-Талоса — и тут же спрятал ее в стол, как компрометирующий факт его околорабочей деятельности.
— Я говорю о новом агенте, потому что никакие связи, никакие контакты не будут настолько эффективны, как собственный шпион. Люди, как и меры, имеют одну неприятную особенность — любят перевирать, приукрашать или недоговаривать, мне же нужны голые факты. Ты сносно справлялся с этой задачей, так почему я должен сейчас перевернуть все вверх дном? У меня нет на это веских причин. Если ты думаешь, что я испытаю жалость и сострадание к твоей нелегкой доле соглядатая, то я вынужден тебя разочаровать.
Рулиндил прервал монолог, чтобы подняться и налить себе воды — его повседневные разговоры обычно сводились к отдаче коротких приказов секретарю и другим подчиненным, потому сейчас горло начало неприятно саднить. Заодно и дал передышку Линэлю — благо, глаз на затылке у Эмиссара не было, да и он сам считал, что все хорошо в крайнюю меру. Пару лет назад один из агентов, неотрывно глядевший ему в глаза, в итоге хлопнулся в обморок; пока секретарь бегал за медиком, Рулиндил отмерял телу пульс, мрачно созерцал его на своем алинорском ковре и без особого энтузиазма думал, куда будет прятать останки, если все закончится печально.
— В данный момент у нас нет особой нужды что-либо менять.
«Все работает как механизм. Пока шестеренки действуют слаженно, нет смысла переставлять их местами».
В конце концов, Эмиссар всегда любил систему и не любил вносить в нее изменения. Линэль заметно нервничал — следовательно, понимал, что его положение в данный момент весьма шатко. Рулиндил проследовал к своему месту, пряча хмурую ухмылку; c маленьким отчаянным босмером следовало поиграть подольше.
— К слову… Меренет давала рекомендации насчет тебя. Но это не значит, что я пойду у нее на поводу.